PIOSENKI ALEKSANDR ROZENBAUM

Я мальчишка беспризорный, голь-сирота,

 Революционный сын своей страны босой.

 Дайте медный грошик,

 Господин хороший,

 Вам вернется рубль золотой, ой-ой-ой.

 Ну, дайте медный грошик,

 Господин хороший,

 Вам вернется рубль золотой.

 На грошик этот леденцов вразвес

 Барышне своей куплю любимой.

 Мимо, не проходите мимо -

 Она ворованных не ест.

 Гражданин, товарищ, барин! Ну, дай закурить!

 Табачка дымок щекочет ноздри босякам.

 А за папироску

 Тетка очень просто

 Мне насыпет семечек стакан.

 А за папироску

 Тетка очень просто

 Мне насыпет семечек стакан.

 Коммунистический вам шлю привет,

 Жулики мои, разрухи дети.

 Ветер, всю ночь гуляет ветер,

 А в ГубЧеКа не гаснет свет.  

Стало холодать под вечер на чердаке.

 Грех сказать, но только было при царе теплей.

 Лужи ночь сковала,

 Крыша - одеяло,

 А перина - шкаф без стенок и дверей.

И снится мне, что все наоборот:

 Я богат и сыт, живу в Париже.

 Ближе...

 Открыл глаза и вижу,

 Что рядом спит облезлый кот.

 Я мальчишка беспризорный, голь-сирота,

 Революционный сын своей страны босой.

 Дайте медный грошик,

 Ну, господин хороший,

 Вам вернется рубль золотой, ой-ой.

 Дайте медный грошик,

 Господин хороший,

 Вам вернется рубль золотой, ой-ой.

 Я - депутат советской улицы,

 Выдали мандат на чердаке мне.

 Дремлет старик на лавке древний...

 Кто был ничем, тот стал никем.

 Дремлет старик на лавке древний...

 Кто был ничем, тот стал никем.

От окурков банка пухнет,

Дом от дыма повело,

И в жиру застыл обглоданный мосёл.

С братаном сидим на кухне

За обеденным столом,

Водку пьём и вспоминаем то да сё.

Как мама сыпала горох в угол горницы,

Пьяный отчим стол бодал,

Только не мычал.

Помнишь, Серый, как тепло

Было в дворницкой,

Где татарин нас малых привечал.

Голубей сожрала кошка,

Да он и был всего один,

Голубь сизый беспородный, как и мы.

Но закусил губу Серёжка,

Кошку финкой засадил,

Оставалось нам два года до тюрьмы.

И проснулась в нас тогда

Кровь отцовская,

Мать признала, что мы с ним

Теста одного.

Нас бояться отчим стал,

Бел лицом стоял,

Если мы с братухой шли на него.

Нас бояться отчим стал,

Бел лицом стоял,

Если мы с братухой шли на него.

Провожали утром ранним

От родимого крыльца,

Намотала жизнь шальная первый срок.

И протянула нам маманя телогреечку отца,

Перелатанную вдоль и поперёк.

Согревала нас она, молью битая,

Ровно тысячу семьсот сорок восемь дней,

А когда ушёл я с зоны на крытую,

Уступил братан, на крытой нужней.

Но не дождалась нас маманя

И тихонько померла,

В аккурат на годовщину Октября.

А отчим, гад, пропал на БАМе,

На него не держим зла,

Всё, что было в этой жизни, всё не зря.

И я гоняю в дальнобой,

А Серый стропалем,

Три пацанки на двоих, да один сынок.

Раз в неделю посидим, взяли, хлопнули,

Беспородные, как тот голубок.

Вроде выпили немного,

Дом от дыма поседел,

Размотало растащило по нутру.

И собираться стал Серёга,

Трудный был сегодня день,

Да и мне опять в дорогу поутру.

И ничего, что я не стал академиком,

Но не прошла мимо меня жизни красота,

Пусть кому-то и трудны понедельники,

А мне полегче, если рядом братан.

Пусть кому-то и трудны понедельники,

А мне полегче, если рядом братан.

Зазеленил апрель траву -

 И не во сне, а наяву.

 С больной душой и лёгкою походкой

 Родное покидаю ИТУ.

 Привет вам, запахи весны,

 И до свиданья, братаны.

 Я ухожу по шпалам на просторы

 Своей нескладной, но большой страны.

 Гуленьки, гуленьки, в небе сизари,

 Гуленьки, гуленьки, а душа горит,

 Гуленьки, гуленьки, дамочка в саду,

 Пусть у калитки постоит мой чемоданчик.

 Заправил ей на умняке,

 Пустив слезинку по щеке:

 Мол, капитан я, но списан с парохода,

 Теперь сплавляюсь летом по реке.

 Гуленьки, гуленьки сели на дворе,

 Гуленьки, гуленьки, мигом забурел,

 Гуленьки, гуленьки, магазин закрыт,

 Базара нет, сим-сим, откройся, чемоданчик.

 Фонарь погас, закончен бал,

 Недолго фраер тосковал.

 Мы через час расстались, как родные,

 А ейный муж на кухне пьяный спал.

 Гуленьки, гуленьки, мухой на вокзал,

 Гуленьки, гуленьки, ничего не взял,

 Гуленьки, гуленьки, всё своё с собой,

 А своего - лишь только старый чемоданчик.

Ой, дуда-дудари,

Лапотники-гусляры,

Потешники, пересмешники.

Блаженные головы, звоните в Царь-колокол,

Развесельтесь, барыни-боярыни...

Перехожие калики, научите уму-разуму.

Насмотрелись, навидалися всякого-разного...

Напоили медовухой, залили...

Помянули святым духом - сжалились.

Русь мешочная, босоногая,

С теремами да с острогами.

А в степи и вольному воля...

Ой, дуда-дудари,

Лапотники-гусляры,

Потешники, пересмешники.

Крылья сплёл из лыка я,

Завтра с церквы прыгаю...

Ваня, Ваня, подсоби в небо взмыть.

В небе-то легко,

В райских кущах босиком,

А в дому всё едоком меньше, меньше.

В небе-то легко,

В райских кущах босиком,

А в дому всё едоком меньше, меньше.

Со двора по мужику в рекруты -

Озлопамятились, нехристи.

Породнилась баба да со злой кручиною,

Коло омута искали с лучиною...

Ай да барин. Да что за молодец!

Не вели казнить меня, голого.

Не про то Антип свои песни пел.

Вели миловать - он как лучше хотел.

Господи, помолимся,

Коли не неволится,

На коленках в горнице,

Только больно колется...

Господи, помилуй нас, награди-ка силою...

Дай Паране милого. Милого, постылого...

А вчера у крайних у дворов

Утопили в проруби щенков...

Ой, дуда-дудари,

Лапотники-гусляры,

Потешники, пересмешники.

Корабель-то выстрою,

Прямо в небо выстрелю

По воронам-воронам... Здорово.

Ваня помнит-то, было времечко.

Знай сиди себе - лузгай семечки.

Подрастало семя - до небес подсолнухи,

А мальцы-то были рады, вот олухи.

Помнишь, Ваня, зорьку ту раннюю?

Тридцать три сполняли желания.

Только было то сто лет тому назад...

Да не то, не то, не то,

Ты прости уж, брат.

Господи, помолимся,

Коли не неволится,

На коленках в горнице,

Только больно колется...

Господи, единый мой,

Слышу звон малиновый...

Рваную холстину я

Сделаю картиной.

Обещаю, Ваня, так и быть,

С завтрева кончаю водку пить.

Ой, дуда-дудари,

Лапотники-гусляры,

Потешники, пересмешники.

За берёзовою рощей

Хоровод водили девки,

А на судную на площадь

Сокола возили в клетке...

Соколик, соколик,

Долетал на воле,

Долетал на воле...

Доля.

Сынок мой родимый,

Хоробрый, любимый.

Не родите в зиму -

Отымут.

По степи гулял

Во все четыре стороны,

Да потом прознал

Думу чёрную.

Заковали в цепь

Сотоварищи,

Застонала степь -

Дым, пожарище...

Закричала, забилась горлица,

Да подкова упала в горницу,

Филин влёт на поляну сел,

Вороной оземь с кручи грянулси...

Соколик, соколик,

Долетал на воле,

Долетал на воле...

Доля.

Сынок мой родимый,

Хоробрый, любимый.

Не родите в зиму -

Отымут.

Ай, да чтой-то я всё?

Глянь-ка, листья несёт...

А листьев нет у сосён...

Ох, весёл я, весёл...

Фраер, толстый фраер на рояле нам играет,

Девочки танцуют и пижоны поправляют свой кис-кис,

Сегодня Ланжерон гуляет,

Сегодня Беллочка справляет

Свою помолвку, просим спеть её на бис.

Белла не ломайся,

Не рассказывай мне майсы,

Помнишь, Белла, как в Херсоне

Мы давали изумительный гастроль.

Хрусты летели и летели,

А мы с тобой давно вспотели,

Мы танцевали модный танец карамболь.

А потом прощались тёмными ночами,

Надо было что-то где-то и кому-то вставить в бок.

Но мой знакомый опер, сука,

Меня замёл в тот день у Дюка,

И нам пришлось с тобой

Расстаться, вышел срок.

Что-то мало света,

Не пойти ль нам в кабинеты,

Толстый лабух нам сыграет,

Эй, маэстро, колыбельную давай.

Мужчина, я просю гарсона,

И чтоб извозчик был с фасоном,

А если будут беспокоить, то стреляй.

Катим в дилижансе, шухер, впереди кожанки,

Вот непруха, это ж надо,

А какой чудесный вечер был.

В петлице ландышей букетик,

У Беллы дамский пистолетик,

Который я на Пасху Белле подарил.

Господа и дамы, вы ходите прямо,

Я пошёл налево

Guten Abend, meine Lieben,

Белла, киса, не скучай.

Сэмен, ходите рядом сбоку,

Без вас мне жутко одиноко,

Холера, ясно, Сёма, прыгаем в трамвай.

Когда усталость валит с ног и спится на ходу Когда молчит дверной звонок и чай не греет

И даже мой любимый пес поджав свой хвост

Добра не ждет

Я вспомнив правила игры на улицу иду

 Мой магазин всегда открыт в нем есть портвейн

 Вино давно ушедших лет когда отец платил за свет

Тридцатку в самый темный год

Голуби воркуют слышишь сделаем шаг

На согретый теплой крышей старый чердак

И мурашки по спине    мальчик маленький в окне

Улыбнется мне

Господи всемилостивый - это же я

Может быть приснилось мне а может быть пьян

Сорок лет почти один лампу тру как Алладин

Может это джин

Ну как малыш твои дела на третьем этаже?

 Еще все целы зеркала и все в порядке

 Кинотеатры гонят план во весь экран

 Фан-Фан Тюльпан

Пылится кожаный диван ему лет сто уже

 На нем когда-то ты сдавал туза к десятке

 И губы подпалив бычком мечтал выиграть жизнь в очко

 И стать артистом как Крючков

Посмотри на дядю мальчик дядя - артист

 Ну сбылась твоя мечта но как же хочется вниз!

 Птицу-жар держу рукой поменялся я б с тобой

 На карман пустой

 Чтобы снова выбежать в огромный наш двор

 Перелезть с мальчишками через забор

 И стремглав умчаться в мир где заиграны до дыр

 Две колоды стир

Белье просохшее висит как флаги в ноябре

 А город с крыши так красив ума лишиться!

 Ты скоро про него споешь чумазый питерский гаврош

 Сжимая гриф как финский нож

И будешь долго у небес с признанием расти

 До той поры пока тебе не стукнет тридцать

 Но заболтался я пора мне покидать свое вчера

 Прощай ни пуха ни пера

Когда усталость валит с ног…

Глухари на токовище бьются грудью до крови

Не на шутку расходились быть бы живу

Вот так и мы когда-то жили от зари и до зари

И влюблялись и любили, мчались годы с той поры

Мчались годы стёрлись клювы раны зажили давно

Только шрамы доброй памятью остались

А рябину всю склевали да порвали на вино

Но кто помнил прилетали на знакомое окно

Тянет осенью из леса дом над крышей бьется дым

И антоновка созрела пожелтела

Оглянуться не успел я Друг мой Вовка стал седым

А ведь тоже было дело передергивал лады

И на болотах все как прежде крылья хлопают вдали

Все буянят все расплёскивают удаль

Ну а я а я уже не буду занавесочку спалил

И то вспомню то забуду как за птичками ходил

Глухари на токовище бьются грудью до крови

Не на шутку расходились быть бы живу

Вот так и мы когда-то жили от зари и до зари

И влюблялись и любили, мчались годы с той поры

Под зарю вечернюю солнце к речке клонит,

Все, что было - не было, знали наперед.

Только пуля казака во степи догонит,

Только пуля казака с коня собьет.

Из сосны, березы ли саван мой соструган.

Не к добру закатная эта тишина.

Только шашка казаку во степи подруга,

Только шашка казаку в степи жена.

На Ивана холод ждем, в Святки лето снится,

Зной "махнем" не глядя мы на пургу-метель.

Только бурка казаку во степи станица,

Только бурка казаку в степи постель.

Отложи косу свою, бабка, на немного,

Допоем, чего уж там, было б далеко.

Только песня казаку во степи подмога,

Только с песней казаку помирать легко.

Мне пел-нашептывал начальник из сыскной,

Мол, заложи их всех, зачем ты воду мутишь,

Скажи, кто в опера стрелял - и ты \"сухой,\"

Не то ты сам себе на полную раскрутишь.

А в небе синем алели снегири,

И на решетках иней серебрился.

Сегодня не увидеть мне зари,

Сегодня я в последний раз побрился.

А на суде я брал все на себя,

Откуда ж знать им, как все это было.

Я в хате был, и не было меня,

Когда мента Натаха умочила.

И будет завтра ручеек журчать другим,

И зайчик солнечный согреет стены снова,

Ну а сегодня скрипнут сапоги,

И сталью лязгнут крепкие засовы.

И на свиданьи, руки разбросав,

Как чайка крылья, старенькая мама

Меня молила, падая в слезах,

Чтоб я сказал им все, но я упрямый.

Ах, мама, мама, ты мой адвокат,

Любовь не бросить мордой в снег апрельский.

Сегодня выведут на темный двор солдат

И старшина скомандует им: \"Целься!\".

А за окном буянила весна,

И в воронок меня из зала уводили,

И я услышал, как вскрикнула она:

- Алеша, не забуду до могилы!

И будет завтра ручеек журчать другим,

И зайчик солнечный согреет стены снова,

Ну а сегодня скрипнут сапоги,

И сталью лязгнут крепкие засовы.

На Дону, на Доне

Гуливали кони,

И костров огонь им

Согревал бока.

Звезд на небе россыпь,

А я с гнедою сросся,

Стремена по росту,

Да не жмет лука.

На Дону, на Доне

Степь в полыни тонет,

Ветер тучи гонит,

Тучи-облака.

Вольная казачка

По-над речкой плачет,

Видно, не иначе,

Любит казака.

        Тихие слезы Тихому Дону,

        Доля казачья, служба лихая.

        Воды донские  стали б солены,

        Коли б на месте век постояли.

        Тихие слезы Тихому Дону,

        Долго не видеть матери сына.

        Как ни крепиться батьке седому,

        Слезы тихонько сползут на щетину

На Дону, на Доне,

Как цветок в бутоне,

Девица в полоне

Красоты своей.

Счастью б распуститься,

Лепесткам раскрыться,

Да одной не спится

В лихолетье дней.

        Тихие слезы Тихому Дону,

        Доля казачья, служба лихая.

        Воды донские стали б солены,

        Коли б на месте век постояли.

        Тихие слезы Тихому Дону,

        Долго не видеть матери сына.

        Как ни крепиться батьке седому,

        Слезы тихонько сползут на щетину.

На Дону, на Доне

Гуливали кони,

И костров огонь им

Согревал бока.

Звезд на небе россыпь,

А я с гнедою сросся,

Стремена по росту,

Да не жмет лука.

        Тихие слезы Тихому Дону...

Улицы, проспекты, бульвары, переулки,

Зимние морозы и летняя жара.

Никогда до дома не доносил я булки,

Когда ее горяченькую брал.

Никогда до дома не доносил я булки,

 Когда ее горяченькую брал.

Десять лет от роду, и вся жизнь до неба,

И всего два пуда в школе на весах.

Мама говорила: "Дуй, сынок, за хлебом".

И я дул, как ветер в паруса.

Припев:

Городская семь копеек, и шестнадцать круглый хлеб.

То деревья зеленеют, то поземка на земле.

За одиннадцать калачик, и батон за двадцать две,

А пацаны гоняют мячик во дворе.

За одиннадцать калачик, и батон за двадцать две,

А пацаны гоняют мячик во дворе.

Чуть поддатый дядька разгрузил машину,

Чинно соблюдает очередь закон.

Вся страна недавно сухари сушила,

И редкий фраер лезет на рожон. 

Припев:

  А я стою, считаю ловко, воровским своим умом:

  Городская с газировкой - получилось эскимо.

На пломбир за 28 за всю жизнь не собрать,

  Батя выпорет, не спросит, как пить дать.

  На пломбир за 28 за всю жизнь не собрать,

  Батька выпорет, не спросит, как пить дать.

Толстую соседку, будто понарошку,

Офицерик летный возле кассы жмет.

Жмут мои монетки потные ладошки,

И цифрами стреляет пулемет.

Припев:

  А кто не видел, тот не вломит слово гадское "нельзя".

  На батоне сэкономил и конфет кавказских взял.

  Есть, конечно, повкуснее, только ближе пацанам,

  Те, что рубль пятьдесят за килограмм.

  Есть конфеты повкуснее, только ближе пацанам,

  Те, что рубль пятьдесят за килограмм.

Ерзая на стуле, будто в нем иголки,

Дядя Жорик с места вечер не встает.

Пас отдал Рагулин, Толя Фирсов щелкнул -

И Дзурилла1 шайбу достает.

Припев:

А городская семь копеек, и шестнадцать круглый хлеб.

То деревья зеленеют, то поземка на земле.

За одиннадцать калачик, и батон за двадцать две,

А пацаны гоняют мячик во дворе.

За одиннадцать калачик, и батон за двадцать две,

А пацаны гоняют мячик во дворе.

Среди ночи просыпаюсь от удушья,

 Проклинаю телефонные звонки.

 Ты выламываешь двери в мою душу,

 А в свою врезаешь новые замки.

 Капли в раковину падают уныло,

 С пьяным постоянством звонаря,

 Утром, уходя, лицо умыла,

 Как дождём Цветной бульвар заря.

 На столе разодранная нитка

 Бус коралловых, разорванных в сердцах.

 Ты мне ночью показалась нимфой,

 Пот лизавшей с моего лица.

 А в "мешках" под чёрными глазами

 С жадностью накопленная боль,

 Что сравнима только с образами,

 Источающими Господа любовь.

Уходи, бродяга не для счастья.

 Вон какое солнце на дворе.

 Да и день последнего причастья

 Мне определён в календаре.

 Уходи, нельзя быть обручённой

 С тем, кого ты любишь свысока.

 К этой жизни вместе ни причём мы -

 Ты и вечно пьяный музыкант.

Жизнь моя - лапта:

Ловят все да бьют.

Протяну ноздрей кичмана запах.

Я страну топтал

С севера на юг,

А с востока иногда на запад.

Вышел на стерню,

Стопорнул "КамАЗ",

С ксивою моей не до фасона.

"Дури" нагоню -

И в кайф мне дерибас

Русского немытого шансона.

Припев:

     А с окна,

     Глянь, она.

     Хочешь - на,

     Оба-на.

    Я еще не заработал

    Ни на бусы, ни на боты,

    Но спасибо за заботу,

    Родина.

    Я еще не заработал

    Ни на бусы, ни на боты,

     Но спасибо за заботу,

     Родина.

Ляжем - не уснем,

Сил невпроворот:

Поднатужусь - разогну подкову.

Как-то теплым днем

Падал я в Ростов,

А свалился в КПЗ Тамбова.

Припев:

     А генерал

     Угрожал,

     А провожал -

     Руку жал.

     Он ведь тоже с пухлой рожей.

     Вор вору всегда поможет.

     Я от кума -

     Он из Думы убежал.

     Он ведь тоже с пухлой рожей.

     Вор вору всегда поможет.

     Я от кума -

     Он из Думы убежал.

Закружит в вальсе, ух, девчонку матрос.

На гнутых пальцах толковать - не вопрос.

Но где их взять, когда по жизни прошла

Мимо ствола бензопила?

   Оголодает пес, сорвется с цепи.

   Покуда рос, не до жратвы, чаще пил.

   Но домовина мне не светит пока,

   Держит стакан рука.

Жизнь моя - лапта:

Не попал - продул.

Чаще "до свиданья", реже "здрасьте".

Я страну топтал

С горя на беду,

А с похмелья иногда на счастье.

   Закружит в вальсе, ух, девчонку матрос.

   На гнутых пальцах толковать - не вопрос.

   Но где их взять, когда по жизни прошла

   Мимо ствола бензопила?

   Оголодает пес, сорвется с цепи.

   Покуда рос, не до жратвы, чаще пил.

   Но домовина мне не светит пока,

   Держит стакан рука.

 Но домовина мне не светит пока,

 Держит стакан рука.

 Держит стакан рука.

 Держит еще стакан рука.

На лесной полосе я на корточки сел и завыл на луну

И на несколько вёрст разодрала мороз песня волка

Разбросав ямщиков, дал копытами конь, пару брёвен свернув

Обратившийся в слух, сбились в кучу-малу бык да тёлки.

Но протяжный мой вой, совершенно не злой по тебе тосковал

Вьюги белой полой все следы замело в синих сопках

И скулят у плеча трое наших волчат, заявляя права

На тебя, на игру, на молочную грудь в шерсти теплой.

Три волчонка в снегу, наша плоть и кровь,

А там ушло в загул пьяное село.

Где в сарае лежит на колосьях ржи

Та, с которой жил.

На лесной полосе лютый ветер свистел, занималась заря

Я отвыл, отболел, я нашёл на земле их окурок

Мне не с лапы бегом, потрусил на огонь горло рвать егерям

Прикоснуться душой к украшающим пол нашим шкурам.

А там визжит гармонь, не игра - дерьмо

Знать, глаза залил мужичок Налим

Зря он так меня, зря он так меня,

Зря он так меня разозлил.

Гнев глаза мне застил -  я в сенях задавил молодого щенка

Чуть постарше того, что остался за сумрачным лесом

Не хорош, не красив, гармосень прокусил до хрящей кадыка

И со всех четырёх соскочил на того, с СКСом.

Ай, да молодца, лоскуты с лица -

Кровь так горяча, как же он кричал

А я рвал его, а я рвал его,

А я рвал его и молчал.

Я закончил свой суд, я пометил посуду, я лапу поднял

И по новой завыл, торжеством упиваясь победным

Я овцу прихватил из оставшихся сил к нашим детям помчал,

Потому что так долго голодными быть пацанам очень вредно.

Три волчонка в снегу, наша плоть и кровь,

Вспомнит мой загул пьяное село.

Там в сарае лежит на колосьях ржи

Та, с которой жил.

На Сусуман наладился этап:

С утра гудит, как улей, дом казённый.

Подтаял снег в следах медвежьих лап,

Пришла весна в усиленную зону.

Пёс-доходяга, высунув язык,

На солнце греется у старой лесопилки.

Махнул свой сахарок на полбутылки

У клуба старый, но не отменённый зэк.

Воры, что в отрицалове, смогли

Не отрицать весны в глазах у Кати.

На красную будёновскую скатерть

Подснежники Деникиным легли.

Их носит ей фиксатый одессит

(Статья сто восемь прим, пункт первый, часть вторая),

И Катя каждый вечер угорает

За стеллажами, на которых Маркс стоит.

С гражданином начальником

Мы почифирим за чайником.

Он зону правильно держал,

Из пайки зэковской не крал,

В тугу печаль вникал.

Смотрящему кожаный портмонет

Перед разлукой справила охрана.

Без Горкина как нету Микояна,

Так без лопатника вора в природе нет.

Привет тебе, заиндевелый Сусуман,

Прими, как подобает зоне, терпигорца,

Который на рассвет идёт за солнцем

По имени "тюрьма и Колыма".

С гражданином начальником

Мы почифирим за чайником.

Он зону правильно держал,

Из пайки зэковской не крал,

В тугу печаль вникал.

В стогу иголка - вольный человек.

Поёт цыган про воровское счастье.

И раскидали карты в оперчасти:

Там кум гадает, кто пойдёт в побег.

В сапог уткнулся белым ухом Бим.

Пришла весна, в натуре, значит, без обмана.

Наладился этап до Сусумана,

Где моют золото и всё, что рядом с ним.

С гражданином начальником

Мы почифирим за чайником.

Он зону правильно держал,

Из пайки зэковской не крал,

В тугу печаль вникал.

Заплутал не знаю где, чудо чудное глядел,

По холодной по воде, в грязном рубище

Через реку, через миг брёл, как посуху, старик,

То ли в прошлом его лик, то ли в будущем.

Позамёрзшая межа, а метели  всё кружат,

Я глазами провожал, слышал сердца стук.

Одинока и горба не моя ли шла судьба,

Эх, спросить бы, да губа онемела вдруг.

Полем, полем, полем,

Белым, белым полем дым,

Волос был чернее смоли,

Стал седым.

Полем, полем, полем,

Белым, белым полем дым,

Волос был чернее смоли,

Стал седым.

А старик всё шёл, как сон, по пороше босиком,

То ли вдаль за горизонт, а то ли в глубь земли.

И темнела высота, и снежинки, петь устав,

На его ложились стан да не таяли.

Вдруг в звенящей тишине обернулся он ко мне,

И мурашки по спине ледяной волной.

На меня смотрел и спал, старче, кто ты, - закричал,

А старик захохотал, сгинув с глаз долой.

Полем, полем, полем,

Белым, белым полем дым,

Волос был чернее смоли,

Стал седым.

Не поверил бы глазам, отписал бы всё слезам,

Может, всё что было там - померещилось.

Но вот в зеркале, друзья,

Вдруг его увидел я,

Видно, встреча та моя всё же вещая.

Полем, полем, полем,

Белым, белым полем дым,

Волос был чернее смоли,

Стал седым.

Полем, полем, полем,

Белым, белым полем дым,

Волос был чернее смоли,

Стал седым.

Полукруг, полумрак, полутрепетный рот

Итальянское тянет вино,

И сливается блеклая зелень банкнот

С ярким цветом сукна казино.

"Бабки" вместо берёз шелестят над страной,

"Мерседесы" да девки-огонь,

Но понятия здесь  поросли трын-травой -

Нарушает закон шелупонь.

Мой товарищ прожил за хозяином жизнь,

Уважая своих сыскарей,

И его ранним утром патрон уложил

На проталину в старом дворе.

Но не тронули нас и не тронули их

В день, когда хоронили дружка,

А сегодня стреляют за пару "косых",

Не сумев разделить два "куска".

        А воры законные - люди очень милые,

        Ну все мои знакомые (а многие - любимые)

        Вспоминают молодость да ночами маются -

        Вера их ломается.

        Вдребезги разбитая.

То, что было когда-то до боли родным,

То сегодня за грош продадут.

Осень рыжим хвостом заметает следы

Те, которые к храму ведут.

Плачут лики святых православных икон

И евреи забыли Талмуд,

И играет мышцой у ларьков шелупонь,

И поют "петухи" про тюрьму.

        А воры законные, да на страну их несколько,-

        Люди очень скромные, и на правду резкие

        А правда вещь хорошая, да только позабытая,

Мне когда-то полярный единственный круг

Заменял ада девять кругов,

А сегодня я розы для верных подруг

Разменяю на розы ветров.

Улетают подруги в другие края,

За российский больной горизонт,

А вот раньше им дома хватало трепья -

Ведь воры соблюдали закон.

Полукруг, полумрак, полутрепетный рот

Итальянское тянет вино,

И сливается блеклая зелень банкнот

С ярким цветом сукна казино.

"Бабки" вместо берёз шелестят над страной,

"Мерседесы" да девки-огонь,

Но понятия здесь поросли трын-травой -

Нарушает закон шелупонь.

Чёрт с ними!

За столом сидим поём, пляшем..

Поднимем!

Эту чашу, за детей наших!..

И скинем, с головы иней,

Поднимем, поднимем!

И скинем, с головы иней,

Поднимем, поднимем...

За утро! И за свежий из полей ветер,

За друга, не дожившего до дней этих!

За память, что живет с нами,

Затянем, затянем!

За память, что живет с нами,

Затянем, затянем..

Бог в помощь,

Всем живущим на земле людям.

Мир дому,

Где собак и лошадей любят!

За силу, что несут волны,

По полной, по полной!

За силу, что несут волны!

По полной, по полной..

Родные!

Нас живых ещё не так мало.

Поднимем!

За удачу на тропе шалой.

Чтоб ворон, да не по нам каркал,

По чарке, по чарке!

Чтоб ворон, да не по нам каркал,

По чарке, по чарке!

.

Написала Зойка мне письмо,

 А в письме два слова: "Не скучай…"

 Мы расстались с ней ещё весной,

 А теперь февраль пора встречать.

 И пускай не ходят поезда

 В наш забытый Богом уголок,

 Разве же тебя моя беда

 Не зовёт на северо-восток?

Зойка, когда я на тебя смотрел,

 Зойка, я задыхался и бледнел,

 Зойка, ты плоть и кровь моя была,

 Любовь мою ты продала.

Как любил я Зойку одевать:

 Ей, что ни надень, всегда к лицу.

 Для неё ходил я воровать,

 Кланялся барыге-подлецу.

 Для неё я песни сочинял

 И дорогу к дому позабыл,

 Для неё я жил и умирал

 Каждый день под небом голубым.

Зойка, тебя ничем не удивишь,

 Зойка, я мог купить тебе Париж,

 Зойка, шампань несли нам в номера,

 Но это было всё вчера.

Сердце не оттает - ну и пусть!

 Отогрею руки у костра.

 На холодных струнах моя грусть

 Будет петь до самого утра.

 Ну а Зойка, жаркая, как ночь,

 Та, в которой были мы вдвоём,

 Пусть гуляет, коли ей невмочь,

 Пусть торгует телом и теплом.

Зойка, я завязать хотел ни раз,

 Зойка, но камень мой всегда алмаз,

 Зойка, я не жалел, я не копил.

 Как я хотел - так я и жил.

 Зойка, я не жалел, я не копил.

 Как я хотел - так я и жил.